День четвертый!
Потешные войны или реальные опасности фальшивых историй
ДИСКУССИЯ
по книге Елены Ленковской "Повелители времени. Спасти Кремль"
5-6 классы
499
|
566
|
1227
|
1278
|
1308
|
1429
|
1583
|
38
|
49
|
64
|
19
|
42
|
35
|
73
|
Оказалось очень непросто кратко, точно, полно выразить свои мысли и чувства о прочитанном. А сколько было повторов! А сколько было "трепа" без мысли!.. Но наше строгое Жюри отсеивало словесную шелуху и оценивало только "зерна".
РЕКЛАМА КНИГИ
5-6 классы
Школы
|
Сумма баллов
Жюри
|
Сумма баллов
детей
|
Общая сумма
|
499
|
54
|
5
|
59
|
566
|
67
|
10
|
77
|
1227
|
64
|
20
|
84
|
1278
|
39
|
39
|
|
1308
|
60
|
20
|
80
|
1429
|
33
|
33
|
|
1583
|
60
|
15
|
75
|
А тем временем у взрослых была замечательная лекция зав. кафедрой языкознания МИОО Дроздовой Ольги Евгеньевны
"Виды лингвистической активности,
стимулирующей интерес к чтению школьных учебных текстов"
Продолжение дискуссии для тех, кто вырос:
СЕРЬЕЗНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПОТЕШНЫХ ВОЙНАХ
Потешные войны или реальные опасности фальшивых историй
Какие времена ни возьми, в подростке
всегда живет дух приключений и фантазии. И наш современник не исключение.
Истории о рыцарях, пиратах, мушкетерах, леденящих кровь сражениях с вампирами
или чудовищами, преодоление множества препятствий и участие в самой гуще
исторических событий – вот что до сих пор привлекает его в авантюрном жанре.
Книга Елены
Ленковской «Повелители времени. Спасти Кремль» кажется абсолютно
вписывающейся в оболочку хорошей современной детской книги, тем более что, как
отмечает критик РГДБ Евгения
Шафферт, автору удается избежать «излишней дидактичности в ущерб
увлекательности и художественности, когда исторические детали и авторские
нравоучения занимают много места и времени, а герои остаются статичными и
безжизненными», несмотря на «насквозь положительные» качества.
Действительно, в традициях лучшей советской детской классики, описывающей приключения и путешествия подростков, Елена пишет текст вполне живой, нескучный, динамичный и познавательный. Действие начинается буквально сразу же, на второй странице: Руся прыгнул с вышки в бассейн, а вынырнул в подмосковном поселке XIX в. Только потом мы знакомимся с его мамой и папой, братиком Федей и сестрой Лушей, узнаем о его школе и загадочных проводниках по историческим временам – старинных оловянных солдатиках…
По ходу повествования юный читатель познакомится с устройством воздушного шара-аэростата, узнает о том, как заряжать шомпольное ружье, обнаружит неожиданные свойства олова. Действие не будет стоять на месте, а превратится в многоплановое полотно, когда в прошлом к брату присоединится Луша. Давая высокую оценку книге, Евгения Шафферт справедливо отмечает: «все исторические события на своих местах, а детали и артефакты совершенно аутентичны. Читатель найдёт в книге упоминания или описания важнейших событий того периода Отечественной войны, которые герои проживают в прошлом, — как широко известных, вроде Совета в Филях, так и не упомянутых в учебниках истории (например, описание мастерской Франца Леппиха и его попыток создания управляемого аэростата). Читатель знакомится и с ключевыми фигурами этого исторического периода: французским императором Наполеоном, маршалом Мюратом, дипломатом Коленкуром, русским главнокомандующим М.И.Кутузовым, родоначальником партизанского движения А.С.Фигнером и многими другими. Подробнейшим образом представлен мир вещей начала XIX века: в деталях описаны русские и французские военные мундиры, тонкости работы огнестрельного оружия того времени. После чтения книги значения слов «подвода», «вольтижёр», «обершталмейстер» и многих других становятся понятными и очевидными».
Добавлю еще, что работа с устаревшими словами и терминами ведется автором достаточно кропотливо. Они представлены в разных контекстах и словоформах (например, «на швартовых», «швартовал», «пришвартованный») или их значение может просто уточняться (фураж – сено, кюлоты – короткие застегивающиеся под коленкой штаны). Юные читатели даже могут выучить крылатую фразу на французском: a la guerre comme a la guerre (на войне как на войне), хотя вряд ли произнесут ее в русской транскрипции, если только не вспомнят фильм о трех мушкетерах...
Но уже здесь, на уровне языка, появляются тревожные вопросы: не увлекается ли автор чересчур словесным жонглированием, всячески подчеркивая исторический характер своего повествования? Вот яркое словцо «крякнуть» (в значении «охнуть», "кряхтеть") нарочито употреблено дважды на соседних страницах («старик задорно (?) крякнул» и «крякнул от изумления»), а редчайшее «дрязг» («сор, хлам, дрянь», если по В.Далю) вдруг оказывается в предложении: «Мимо проезжала телега, нагруженная седлами, потниками, манерками, ранцами и всяким другим военным дрязгом». (В то же время знаменитое место сражения Бородино, которое является идейным центром описываемых в повести событий, некорректно не склоняется: «под Бородино» у автора, тогда как по грамматической норме «под Бородином»). Подобное искусственное введение лексического массива историзмов и архаизмов (провиант, амуниция, фельдъегерь, селяне, гондола) особенно вычурно смотрится в первой части повествования, затем Е.Ленковская, увлекшись сюжетом, постепенно отказывается от активных языковых экспериментов.
Продолжая тему языка, следует отнести к положительным моментам использование каламбуров: «свистун усвистал» в Курятниково, «сногсшибательное появление» Руси на аэростате реально сбивает с ног, «приятель» оказывается «неприятелем», игра в шашки может превратиться в игру с холодным оружием, а холодное оно потому, что держать его надо в холодильнике. Правда, когда этот прием повторяют дважды, тем более утверждая, что в домашнем морозильнике температура опускается ниже - 13 с половиной градусов, это снова рождает у читателя когнитивный диссонанс.
Автор пытается украсить свою речь яркими сравнениями, и несколько из них, несомненно, удачны. К примеру: «опавшая шелковая оболочка… [аэростата] распласталась гигантской дохлой камбалой, испустив водородный дух». Есть у Елены даже несколько попыток пошутить: к примеру, представить шлепнувшегося в реку Русю в образе водяного или описывая его как «маленького вольтижёра с одиноким сухарем в животе и грустными карими глазами», или ожидая, когда к герою вернется «временно утраченная возможность ковырять в носу». Но чаще эта детская книга с точки зрения языка либо убийственно серьезна, либо, увы, пошла. Вряд ли описание «волосатых торсов» и «волосатых ног» купальщиков да намеки на телесный низ, когда находчивый Руся заливает горящий фитиль весело журчащей струйкой, или просторечное «могёт» можно считать удачными примерами юмора в книге, а диалог со с. 55:
— Ты, Еруслан, на клавикордах-то тоже не пробовал?
— Не пробовал, — нехотя ответил Руся, — но могу. Только ногти надо подстричь, — добавил он, растопырив пальцы, — чтоб по клавишам не стучали. – у взрослого читателя вызывает лишь ассоциацию с анекдотом о герое той же эпохи поручике Ржевском:
— Поручик, чем вы там скребете?
— Ногтями-с…
Язык, особенно в первой половине повести, вызывает странное ощущение недоумения. Нет, автор владеет речью и все написано довольно гладко (оставим грамматическую ошибку во фразе «на дворе собралась кучка любопытных в лаптях и рубахах поверх портков» на совести редактора), но при этом речь производит впечатление не художественной, а механически сконструированной, что еще более подчеркивает искусственно внедренная устаревшая лексика. Давайте понаблюдаем.
1. Автор всячески избегает любых повторов. Если это не архаизм («тщедушное туловище» как раз вполне спокойно соседствует с «тщедушным телом»), то Елена активно озабочена поисками вариаций синонимов и перифраз, чтоб не дай бог не написать слово два раза. Как пример мы имеем:
- с. 39-40 – гондола = адская конструкция = адская махина, свалившаяся с неба = чудовищный агрегат, упавший на наши головы с внезапно разверзшихся небес = диковинный агрегат = подозрительное пиротехническое сооружение… и еще чуть дальше = адова громадина.
2. Выстраивая фразу, Ленковская штампует ее по законам банальности, словно сочиняет школьный диктант для учебника русского языка:
- с. 10 - В школе тоже всё было как всегда… Знакомые лица, загорелые и повзрослевшие, крепкие мальчишеские рукопожатия, радостные девчачьи визги — как же, всё лето не виделись!
- с. 37 – летучий корабль, озарённый оранжевым вечерним светом;
- с. 40 – утомленный безрезультатным блужданием отряд устроил привал на берегу реки (классический штамп для изучения причастного оборота с обстоятельственным значением, жаль, запятой нет)
- с. 44 – угли заката едва тлели у горизонта, присыпанные бледно-серой небесной золой…
- с. 46 – сельчане и дворовые вооружились топорами, вилами, косами…
(В общем, узнаёте привычный стандарт: «усталые, но довольные, мы возвращались домой?..»)
Cледующий фрагмент можно сразу вставлять в методичку, проверяющую Н-НН:
Нынче утро выдалось погожее. Розовела в косых рассветных лучах белёная колокольня небольшой курятниковской церкви. Внизу, под балконом, в заросшем сорной травой цветнике, сияли капли росы.
На балконные перила села пёстренькая славка. Из дверей наружу высунулась стриженная под горшок кудлатая голова. Пичуга вспорхнула, испуганно свистнув. Барин обернулся. <…>
Насвистывая марш, он покинул свой пост. Запели старые деревянные ступени. Барин спустился по лестнице вниз, в обставленную старинной мебелью гостиную. Сюда уже привели пленного француза.
3. А вот пример создания еще одного конструкта с использованием словарей синонимов и «Живого великорусского языка». Автор явно тяготеет к вычурности, нормальное слово «ел» очевидно выглядит слишком, на взгляд Ленковской, примитивно и плоско:
- с. 51
Русю ждала дымящаяся тарелка суточных щей. Он мигом схватил ложку и принялся заглатывать щи, обжигаясь и швыркая (снова Даль: швыркать – хлебать вслух). Оголодавшему Русе казалось, что вкуснее он ничего в жизни не едал. И горячее, кстати, тоже.
Уписав тарелку щей, Руся взялся за пирог с кашей.
— Кушай, милый, кушай, — приговаривала старушка-ключница, подсовывая ему то солёных рыжиков, то мочёных яблок. Руся только тряс головой в знак благодарности и уплетал за обе щёки.
Разумеется, если стоит цель учебная – обогащение детского словарного запаса вариациями слова «есть», – то такой конструкт оправдан. Но всему время и место. Место такому языковому приему - на уроке, а в тексте, претендующем на литературность, он смотрится претенциозно. Более того, давая ребенку в руки художественную книгу, мы должны быть уверены, что показываем ему образец русской литературной речи и индивидуального стиля. Язык Ленковской в данном случае – это стиль банальщины, языкового штампа или напротив, компьютерного эксперимента, вписанного в контекст чужой эпохи. Но он позиционирует себя как стандарт образной нормативной речи, а это уже опасно. Не удивлюсь, если школьник, начитавшись подобных «образчиков» как в книге «для души», так и в учебнике, окажется, увы, не способен ни к чтению хорошей, стилистически сложной по языку классики, ни к созданию собственного оригинального текста.
4. Еще одна характерная черта повести Е.Ленковской – неуместное или даже ошибочное использование слов не по стилевому назначению, смешение высокого и бытового, причем тенденция, заметная как раз в цитируемом выше фрагменте, к выбору ярко окрашенной лексики в ущерб словам нейтрального стиля сохраняется. Еще несколько подобных примеров:
- с. 154 – склонился над страницами, испещрёнными тонким шариковым стержнем.
- с. 11 - После урока они с сестрой вышли из влажной, пропахшей хлоркой атмосферы на свежий осенний воздух.
- с. 41 - Надо ехать. Немедленно! Нужно обгонять французов, успевать в Москву до того, как в неё войдёт Наполеон. И главное, до этого ужасного пожара. При мысли о пожаре Руся даже плечами передёрнул. Как говаривал его дружок Макар, надо было рвать когти. – логическая ошибка, «рвать когти» все же убегать, удирать, а здесь Руся собирается опередить французов.
5. Имеет место «матрешечная» стилизация под просторечный язык без учета диалекта конкретной местности. «Могёт» мы уже упоминали. Вот еще примеры псевдоселянского говорка местных жителей:
- с. 25 – 26 – таперича; ента лодка
В то же время автор пытается разнообразить речевые характеристики исторических и выдуманных персонажей: в речи Шрёдера проскальзывают немецкие словечки, Кутузов ведет себя с героиней как мудрый дедушка, а Александров, списанный с Надежды Дуровой, как повзрослевший старший брат.
К безусловно положительным чертам, характеризующим эту книгу, следует отнести отсылки и аллюзии на круг классического детского чтения, и внимательный ребенок обязательно узнает эти цитаты:
- я и прямо, я и боком, с поворотом и с прискоком – из А.Л.Барто;
- бомбарда максима – волшебное заклинание Гарри Поттера;
- хоббиты любят грибы – намек на «Властелина колец» Р.Р.Толкина.
Персонажи цитируют Г.Х.Андерсена (Ах, мой милый Августин), А.С.Пушкина, героя А.А.Милна Винни-Пуха. Автор ссылается на сюжеты греческой мифологии (золотые яблоки Гесперид) и сказку о Еруслане Лазаревиче. Но, конечно, в истории о 1812 годе нельзя было умолчать о книгах, написанных об Отечественной войне. Создатель одной из них, биографической, – кавалерист-девица Надежда Дурова - даже становится героиней повествования под именем поручика Александрова, а сцена объяснения Луши с Кутузовым точь-в-точь повторяет эпизод с Шурочкой Азаровой из драматической комедии А.Гладкова «Давным-давно». И уж если брать текст, который вбирает в себя все, что русский человек, патриот, должен знать об этом периоде русской славы, то мы понимаем, что без «Войны и мира» автору было не обойтись. И вот тут начинается совсем странное…
Начнем несколько издалека. Рассказ о путешественниках во времени требует определенного фантастического допущения. Если уж нет специальной машины, то читатель принимает эту сказочную условность по умолчанию, соглашаясь с верой в сверхъестественное. Почему бы коллекционным оловянным солдатикам из принесенной отцом коробки не стать настоящими проводниками по прошлому? Но нет. Автор, ставя очевидно иную цель, не заморачивается фактическим «обоснуем»: мальчик попадает в 1812 год, прыгнув в школьный бассейн, девочка просто просыпается не там, где уснула, а возвращение детишек также абсолютно ничем не обусловлено: ррраз – взлетели! – и вот они уже в родном домашнем лифте. Подобное пренебрежение даже условной реальностью своего собственного мира, конечно, можно списать на авторский произвол обрамления сюжета, если бы оно не проходило через всю повесть. Вот Луша, к примеру, по просьбе Шрёдера бежит, чтобы напоить «господина офицера» чаем. Разумеется, по закону приключения, автор будет всячески помогать своим героям, но представим на секунду этот «рояль в кустах». Чайник в соседней комнатке мастерской вскипает мгновенно и неизвестно на каком огне. На протяжении всего сюжета у «повелителей времени» всегда будет стол, кров, одежда и добросердечное окружение в избытке.
Создавая героев своего исторического приключения, которых Евгения Шафферт сдержанно окрестила как «чересчур положительных и понятливых, слишком храбрых и находчивых — в общем, героев в лучших традициях детской фантастики», - Ленковская на деле идет по пути реализации ходульного персонажного штампа, который (раз уж мы говорим об оценке современной книги) в сегодняшнем «виртуальном» литературоведении носит четкий термин Мэри Сью (англ. Mary Sue) для женской ипостаси и Марти Стью, (англ. Marty Stu) для мужской. Эти персонажи являются воплощением всех идеальных фантазий автора/читателя. Они сногсшибательно прекрасны и неописуемо умны. Они обладают сверхъестественными способностями и в итоге, появляясь на страницах текста, затмевают всех остальных. Они приторно безупречны и обязательно спасают мир, получая любовь, славу и полцарства в придачу чтобы жить долго, счастливо, а лучше вечно. Но спасти репутацию подобных действующих лиц, пока читателя не стошнило от переизбытка сахару, можно только разбавив повествование нескрываемой иронией. У Ленковской, увы, подобного не происходит. Ее Руся и Луша не озорные Том Сойер и Бекки, а, пожалуй, Сиды, и даже без ехидства последнего.
Эти детки обладают массой достоинств в соответствии с гендером. Близнецы обожают друг друга и младшего братишку и не упускают случая с ним повозиться. Они учатся в необычной обычной школе: на физкультуре у них бассейн и аквааэробика, после учебы они проводят время в конном клубе, девочка занимается в танцевальной студии, а мальчик играет на фортепьяно. Посещение музеев, поездки с семьей в Москву – в порядке вещей. (Родители, к слову, такие же выхолощенно идеальные: потеряв раритетную коллекцию солдатиков, папа отнюдь не расстроится, а станет хохотать, радуясь забавности случившегося; мама, встретив только накануне вечером невесть где два месяца пропадавших детей, будет спокойно улыбаться за утренними оладьями). Попадая в мир прошлого, «повелители времени» сразу приобретут умение говорить на всех языках, причем сохраняющееся за ними по возвращении. Руся вдобавок отличный пловец. Он в одиночку разберется, как управлять воздушным шаром, забросает французов мешками с песком, с легкостью отличит баварца от вестфальца и лихо пленит юного вольтижёра, связав ему вовремя подставленные руки. Ну и апофеоз талантливости: его просто обожают кошки.
Сестра Луша - мастерица уборки и гений домашнего хозяйства. Она скоренько шьет себе то платьице из лоскутков аэростата, то плащик, а если доведется сыграть в шахматы - и тут не подкачает, объявив шах самому императору.
Наши приключенцы ничего не боятся и озабочены только поисками друг друга, попутно участвуя в событиях мирового масштаба, общаясь с сильными мира сего и походя спасая русское войско и Кремль…
Ну и что здесь плохого, спросите вы? Разве каждому, как читателю, не хотелось иногда побывать на месте подобного героя? Ведь мы подспудно идентифицируем себя с персонажем.
Попробую пояснить. Ставя задачей воспроизвести на страницах повести историческую обстановку 1812 года, автор в то же время отрывает ее от реальности, превращая страшное и противоречивое историческое прошлое России в потешное развлечение для героев. Нет, я вовсе не против фантастически приукрашенных (с учетом возраста читателей или зрителей) военных приключений: вспомним книги Гайдара, фильм о «неуловимых мстителях» и проч. Но в советской классике всегда, несмотря на романтику и выдумку, жили высочайшие понятия о нравственности и гуманизме, и помимо веселья находилось место истинной боли, страданию и состраданию. За юмором и азартом погони, предназначенными для ребенка, всегда скрывался взрослый слой – иронический или философский. Да, говорить о нравственных законах в детской книге без назидательности очень сложно, но здесь, на мой взгляд, подобная попытка автора выглядит фальшиво, потому что мы видим героев, просто выполняющих квест компьютерной игры.
Вот они попали в чужую, но знакомую им по учебникам истории обстановку. Все домашнее сразу осталось за пределами игры, шутейного аттракциона «Побывай в прошлом!» (Только один раз на протяжении всего повествования героиня с тоской вспомнит о доме, да и то мимоходом. Автор сам ни разу не озаботится рассказом, как сходят с ума по пропавшим близнецам родители, или что могло бы твориться в бассейне, когда мальчик нырнул – и сгинул бесследно. Что-то в самом конце, мельком и как само собой разумеющееся про милицию).
В этом квесте: найди брата/сестру и вернись домой – у главгероев куча бесплатных бонусов. Они не заработаны тяжелым трудом, решением сложных загадок или самопожертвованием. Чудесные способности приписаны им изначально. Мир исторической условности удобно подстраивается под героев, создавая им максимально комфортные условия для двухмесячных адреналиновых каникул. Руся захотел кушать – и вот в сумке, отобранной у маленького француза, сразу находится солдатский сухарь. Луша задумала вести дневник – и в кармашке ночнушки уже лежит новенькая записная книжка с шариковой ручкой (чернил ведь под рукой в позапрошлом веке сразу не отыскать). Причем обитатели условной реальности сразу признают за героями кучу достоинств и не устают рассыпаться им в комплиментах (кстати, принимаемых героями абсолютно как должное), всячески помогают и исполняют любые желания. (Одна великая детская книга, написанная с разницей лишь в десятилетие от описываемых событий, уже предупреждала нас об опасности такого потребительства, жаль только современный автор не удосужился вспомнить трагедию Алёши и Чернушки). Впрочем, перед своими, решающими исключительно личные задачи, героями Елена не ставит ни болезненных сложных вопросов, ни проблем нравственного выбора,
Полагаете, утрирую? Давайте конкретнее. Автора и Русю совершенно одинаково не волнует вопрос, что сталось с юным французским вольтижёром Виньоном, чью амуницию и имя герой так легко присвоил, после чего отправил (так и не развязав ?!) в опасное плаванье. Еще бы, стоит ли размениваться на простого мальчишку, ведь Русе предстоит общаться с самими Наполеоном, маркизом де Коленкуром и Мюратом. (Не случайно почти нет рядом с героями детей-ровесников. И сельские ребятишки, и компания, встреченная по пути в Москву, тут же готовы принять Русю в свой кружок, но где там! Герой выше участи рядовых сверстников. Перед ним задача решить судьбу чуть ли не всей военной кампании).
Ленковская вообще оберегает нас от сильных переживаний. Вот старый Шрёдер видит в образе маленькой Лукерьи свою Гретхен. А кто это? Что за персонаж? Дочка ли, сестра? Что с ней сталось? Незачем читателю знать.
Вот Луша заливается слезами по поводу предполагаемой смерти брата. Думаете, читатель переживает вместе с ней? – ничего подобного. Ему прекрасно известно, что с Русей все в порядке, вездесущий Карл Фридрихович помог выбраться мальчику из горящего подвала. И так на протяжении всего повествования (сломанная рука появляется лишь в финальных главах и не доставляет Русе особого дискомфорта). На этом фоне как-то фальшиво звучат в эпилоге слова отца Георгия о жертвах героев, принесение ими пользы другим людям и награде за бескорыстие. Скорее уж, мир прошлого, включая Наполеона, Кутузова, великих полководцев обеих армий и иже с ними вращался вокруг двух ловких «попаданцев», всячески ублажая «повелителей времени» по ходу квеста.
Теперь настает наконец время поговорить о главном – о войне. И о «Войне и мире», конечно. Как ни странно, главный восторг, который вызывает у взрослых читателей обсуждаемая книга, - историческая достоверность, с которой Е.Ленковская сообщает нам исторические факты и детали войны с Наполеоном. В конце концов, об эпохе короля-солнце Людовика XIV мы тоже больше знаем из романов Дюма, чем из школьных учебников… Но есть одно НО. За основу исторического среза помимо любопытных документальных свидетельств (о Леппихе, Фигнере и др.) все же взят роман Л.Н.Толстого. Это не удивительно. Все историки отмечают абсолютную достоверность и аутентичность излагаемых писателем фактов. Е.Ленковская даже не слишком стесняется вполне узнаваемо переделывать толстовский текст и цитировать великого романиста, словно намекая взрослому: а потом мои выросшие читатели откроют «Войну и мир» и скажут: а я это уже знаю, я это читал, я помню. Цель самая что ни есть замечательная и намерения, благороднее не бывает. Только нравственные задачи, стоящие при этом перед классиком и новомодным детским писателем несколько разнятся. Толстой утверждает: «Война - противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие». И изображает он ее именно такой. Скажете, нынешнему школьнику Толстой не по зубам. Сложен? Болезнен? А подростку из прошлого века? Помните одно из самых сильных книжных впечатлений девятилетней Саши Яновской из «Дороги уходит вдаль» Александры Бруштейн. Фрагмент о гибели Пети Ростова:
Что мне прочитать? Я очень люблю рассказ о Пете Ростове. Во время нашествия Наполеона на Россию Петя Ростов, совсем молоденький, почти мальчик, пошел добровольцем в армию. Он был добрый ко всем, ласковый, раздаривал все, что имел: перочинный ножик, кофейник, изюм. "Отличный изюм, берите,- говорил он,- без косточек". Он жалел пленного мальчишку-барабанщика... А сам какой храбрый был! Ночью, переодетый во французский мундир, поехал с другим офицером в разведку - прямо в неприятельский лагерь!.. А на следующее утро в боевой схватке с французами Петя Ростов был убит... Об этом я и читаю Павлу Григорьевичу:
- "...Ура! - закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что-то шлепнувшиеся пули... Петя скакал на своей лошади... странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свете костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю... Пуля пробила ему голову... Денисов... подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное грязью и кровью, уже побледневшее лицо Пети. "Я привык что-нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь", - вспомнилось ему..."
Когда я читаю про себя, глазами, это описание гибели Пети, я - что таить? - всегда плачу. Но Павлу Григорьевичу я читаю это даже без дрожи в голосе: что-то подсказывает мне, что Павел Григорьевич, как папа, "ненавидит плакс".
На шутейной войне Ленковской смертей не будет: ни в бою, ни на пожаре. Автор бережет нежную психику читателя, по сути оставляя его равнодушным ко всем, исключая главных героев. Все персонажи целы, живы и здоровы: французы, русские, немцы, поляки (пара симпатичных раненых гусаров на подводах, да прихрамывающий ,"контуженный ядром" (?!) корнет – не в счет). Даже залпы Бородина звучат где-то в отдалении. Такое вот «потешное войско». В этом мире все весело, ловко и задорно. И даже реминисценции на Толстого не спасают, потому как изобразительные цели кардинально разные. Хотя не будем совсем умалять достоинства повести: надо сказать, что вторая часть книги, изображающая исторические события, написана гораздо сильнее, талантливее и интереснее. И все же сравните, вот один из словесных портретов Наполеона у Льва Николаевича:
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
А вот Наполеон Ленковской:
… при виде бояр, приведенных адъютантами, у него задрожала левая икра и его величество стал мрачен… Скромно одетые, дрожащие от страха горожане. Это явно были не те, кого он, покоритель Московии, ожидал теперь увидеть.
Ощутили разницу? Толстому нет нужды называть чувство, испытываемое изображенным героем, – все показывает подрагивающая нога и меняющийся голос. Ленковской без подробного разжевывания: «стал мрачен», «это были не те…» передать состояние героя не удается.
Еще два фрагмента. Вот Кутузов практически единолично принял страшное решение оставить Москву. Толстой:
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: "Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?"
- Этого, этого я не ждал, - сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, - этого я не ждал! Этого я не думал!
- Вам надо отдохнуть, ваша светлость, - сказал Шнейдер.
- Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, - не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, - будут и они, только бы...
Ленковская:
Он [Кутузов] похлопал Лушу по плечу. – Уверен я – всосёт Москва Наполеона, как губка. А мы подождем. С Божьей помощью людей соберем, силы накопим, - Кутузов замолчал, насупился и крепко сжал кулак. – А потом… пусть враг не ждет пощады!
Трагическое чувство вины, отчаяния в одной книге – и, увы, почти фарсовая ура-патриотическая декларация в другой.
Можно апеллировать к возрастной категории читателей, к закону жанра. И все же…
У Толстого это роман-эпопея, где каждое, даже малозначимое, на первый взгляд, событие, приводит в итоге к соборному, духовному единению лучших героев, когда «всем миром Господу помолимся», «всем миром навалиться хотят». В авантюрной повести Ленковской в последних главах для поднятия духа возникает «костыль» – православный священник отец Георгий, который по совместительству тоже окажется хронодайвером, а сейчас лицемерно провозглашает: «А ты молись. Детская молитва – самая чистая, самая действенная!» И вот это ползущее в последнее время в литературу, тем более детскую, церковное фарисейство тоже как-то не прибавляет книге художественности.
Еще одно кардинальное различие в оценке войны – взгляд на «своих» и «чужих». Да, всем нам памятен у Толстого эпизод разговора Пьера с маршалом Даву, когда на короткое мгновение оба в момент наивысшего духовного прозрения и понимания ощутили себя не врагами, а людьми, и это позволило Пьеру выжить. Ленковская, будучи современным автором, идет дальше. Отстраненность событий во времени от сегодняшнего дня позволяет ей поставить своих героев – Русю и Лушу - над историей. Принимая, казалось бы, сторону «наших», автор отстраняет детей и от русских, и от французов, от немцев и от поляков как от противников. Детское, точнее, авторское, кредо: был бы человек хороший, а на чьей он стороне – дело десятое. Захватчики или защитники – без разницы. Цель такого подхода тоже ясна – гуманистическая попытка подняться над ушедшим далеко в прошлое военным конфликтом, умение видеть в людях только людей, а в личностях только личности. Потому герои с такой легкостью перемещаются из лагеря в лагерь. Общаются на равных как с Кутузовым, так и с Наполеоном. Руслан с легкостью принимает покровительство «незаурядного и храброго» Мюрата, Луше жаль покидать сдержанного и внимательного Коленкура, оба не видят в этом никакого криминала, параллельно в другом стане общаясь с противником французов Фигнером. Но подобная «толерантность» только на первый взгляд абсолютно безопасна. Здесь она периодически превращается в предательскую беспринципность, размывает границы истинного патриотизма, замешенного на высокой духовности и нравственности.
Несколько эпизодов для наглядности.
Все приведенные в Курятниково «языки» - француз и поляк – кто с недовольством, кто «бойко и охотно» сообщают переводчику Русе и барину дислокацию французских войск. (О судьбе пленников, посаженных в сарай, автор, разумеется, благополучно потом забывает).
Вот Руся, вылезши из шелковых покрывал спальни, предоставленной его нынешним патроном, маркизом де Коленкуром, понимает, что Москва горит, – и спокойно отправляется досыпать. А утром выходит на балкончик – посмотреть на панораму горящей столицы (иллюстрация Кирилла Гарина соответствующая), потом выбегает тушить «так нужную в артиллерийском хозяйстве» паклю, оставленную русскими. Для чьей артиллерии тушит, спрашивается?
А вот Наполеон, проникшись к лже-Виньону симпатией, величает того «маленьким философом…» Не к месту, возможно, но как-то сразу приходит на ум князь Андрей на поле Аустерлица, дождавшийся похвалы своего кумира за героизм в бою - и какими постыдно жалкими и мелкими кажутся ему эти слова перед высоким небом, и какое чувство вины и невосполнимые нравственные страдания будут доставлять ему позже воспоминания о Наполеоне и смерти жены, которую князь принес в жертву собственной погоне за славой. Руся же малость смущается лишь оттого, что ему приходится врать о том, что он «сын полка», а реакцию на похвалу автор нам не показывает. Впрочем, Русе не привыкать: незаслуженное восхищение окружающих, о чем мы уже упоминали, автор возводит в норму.
Подвести итог вышесказанному можно, озвучив главный урок, какой выносят из приключения дети: «не попасть в энциклопедию – не значит не попасть в историю!» Игра слов, двусмысленность, еще раз подчеркивающая квестовый характер повести. Право же, самую большую заботу за эти два месяца «повелители времени» проявили лишь к одному существу – лошадке по имени Шоколад. Даже вернувшись, они сначала вспоминают о ней и лишь потом о своем спасителе Шрёдере – очень показательная иерархия ценностей, вам не кажется?
А вот в оценке войны, от которой автор далек отнюдь не по документальным знаниям – прежде всего по духовному и эмоциональному сопереживанию – нравственный вывод пятиклассницы Луши звучит на уровне малолетки Феди: «какая все-таки гадкая штука эта война!»
Ну и главный вопрос, читать или не читать? Можно читать и не без удовольствия, когда есть с чем сравнивать. Только то, с чем сравнивать, читать не после Елены Ленковской, а ДО! Льва Толстого и историю Пети Ростова – до!, Александру Бруштейн – до!, Антония Погорельского – до! Тогда перед глазами будет образец другой, высокой и честной литературы. Тогда станет понятно, что одно – художественное и ценное чтение, а другое - развлекательное чтиво, хоть и небесталанно написанное. Но если вместо подлинной правды оставить суррогат, компьютерную игру, развесистую военную и языковую клюкву, выдавая ее за хорошую современную литературу, то, пожалуй, за будущее тех, кому эта книга предназначена, мне будет страшно.
Действительно, в традициях лучшей советской детской классики, описывающей приключения и путешествия подростков, Елена пишет текст вполне живой, нескучный, динамичный и познавательный. Действие начинается буквально сразу же, на второй странице: Руся прыгнул с вышки в бассейн, а вынырнул в подмосковном поселке XIX в. Только потом мы знакомимся с его мамой и папой, братиком Федей и сестрой Лушей, узнаем о его школе и загадочных проводниках по историческим временам – старинных оловянных солдатиках…
По ходу повествования юный читатель познакомится с устройством воздушного шара-аэростата, узнает о том, как заряжать шомпольное ружье, обнаружит неожиданные свойства олова. Действие не будет стоять на месте, а превратится в многоплановое полотно, когда в прошлом к брату присоединится Луша. Давая высокую оценку книге, Евгения Шафферт справедливо отмечает: «все исторические события на своих местах, а детали и артефакты совершенно аутентичны. Читатель найдёт в книге упоминания или описания важнейших событий того периода Отечественной войны, которые герои проживают в прошлом, — как широко известных, вроде Совета в Филях, так и не упомянутых в учебниках истории (например, описание мастерской Франца Леппиха и его попыток создания управляемого аэростата). Читатель знакомится и с ключевыми фигурами этого исторического периода: французским императором Наполеоном, маршалом Мюратом, дипломатом Коленкуром, русским главнокомандующим М.И.Кутузовым, родоначальником партизанского движения А.С.Фигнером и многими другими. Подробнейшим образом представлен мир вещей начала XIX века: в деталях описаны русские и французские военные мундиры, тонкости работы огнестрельного оружия того времени. После чтения книги значения слов «подвода», «вольтижёр», «обершталмейстер» и многих других становятся понятными и очевидными».
Добавлю еще, что работа с устаревшими словами и терминами ведется автором достаточно кропотливо. Они представлены в разных контекстах и словоформах (например, «на швартовых», «швартовал», «пришвартованный») или их значение может просто уточняться (фураж – сено, кюлоты – короткие застегивающиеся под коленкой штаны). Юные читатели даже могут выучить крылатую фразу на французском: a la guerre comme a la guerre (на войне как на войне), хотя вряд ли произнесут ее в русской транскрипции, если только не вспомнят фильм о трех мушкетерах...
Но уже здесь, на уровне языка, появляются тревожные вопросы: не увлекается ли автор чересчур словесным жонглированием, всячески подчеркивая исторический характер своего повествования? Вот яркое словцо «крякнуть» (в значении «охнуть», "кряхтеть") нарочито употреблено дважды на соседних страницах («старик задорно (?) крякнул» и «крякнул от изумления»), а редчайшее «дрязг» («сор, хлам, дрянь», если по В.Далю) вдруг оказывается в предложении: «Мимо проезжала телега, нагруженная седлами, потниками, манерками, ранцами и всяким другим военным дрязгом». (В то же время знаменитое место сражения Бородино, которое является идейным центром описываемых в повести событий, некорректно не склоняется: «под Бородино» у автора, тогда как по грамматической норме «под Бородином»). Подобное искусственное введение лексического массива историзмов и архаизмов (провиант, амуниция, фельдъегерь, селяне, гондола) особенно вычурно смотрится в первой части повествования, затем Е.Ленковская, увлекшись сюжетом, постепенно отказывается от активных языковых экспериментов.
Продолжая тему языка, следует отнести к положительным моментам использование каламбуров: «свистун усвистал» в Курятниково, «сногсшибательное появление» Руси на аэростате реально сбивает с ног, «приятель» оказывается «неприятелем», игра в шашки может превратиться в игру с холодным оружием, а холодное оно потому, что держать его надо в холодильнике. Правда, когда этот прием повторяют дважды, тем более утверждая, что в домашнем морозильнике температура опускается ниже - 13 с половиной градусов, это снова рождает у читателя когнитивный диссонанс.
Автор пытается украсить свою речь яркими сравнениями, и несколько из них, несомненно, удачны. К примеру: «опавшая шелковая оболочка… [аэростата] распласталась гигантской дохлой камбалой, испустив водородный дух». Есть у Елены даже несколько попыток пошутить: к примеру, представить шлепнувшегося в реку Русю в образе водяного или описывая его как «маленького вольтижёра с одиноким сухарем в животе и грустными карими глазами», или ожидая, когда к герою вернется «временно утраченная возможность ковырять в носу». Но чаще эта детская книга с точки зрения языка либо убийственно серьезна, либо, увы, пошла. Вряд ли описание «волосатых торсов» и «волосатых ног» купальщиков да намеки на телесный низ, когда находчивый Руся заливает горящий фитиль весело журчащей струйкой, или просторечное «могёт» можно считать удачными примерами юмора в книге, а диалог со с. 55:
— Ты, Еруслан, на клавикордах-то тоже не пробовал?
— Не пробовал, — нехотя ответил Руся, — но могу. Только ногти надо подстричь, — добавил он, растопырив пальцы, — чтоб по клавишам не стучали. – у взрослого читателя вызывает лишь ассоциацию с анекдотом о герое той же эпохи поручике Ржевском:
— Поручик, чем вы там скребете?
— Ногтями-с…
Язык, особенно в первой половине повести, вызывает странное ощущение недоумения. Нет, автор владеет речью и все написано довольно гладко (оставим грамматическую ошибку во фразе «на дворе собралась кучка любопытных в лаптях и рубахах поверх портков» на совести редактора), но при этом речь производит впечатление не художественной, а механически сконструированной, что еще более подчеркивает искусственно внедренная устаревшая лексика. Давайте понаблюдаем.
1. Автор всячески избегает любых повторов. Если это не архаизм («тщедушное туловище» как раз вполне спокойно соседствует с «тщедушным телом»), то Елена активно озабочена поисками вариаций синонимов и перифраз, чтоб не дай бог не написать слово два раза. Как пример мы имеем:
- с. 39-40 – гондола = адская конструкция = адская махина, свалившаяся с неба = чудовищный агрегат, упавший на наши головы с внезапно разверзшихся небес = диковинный агрегат = подозрительное пиротехническое сооружение… и еще чуть дальше = адова громадина.
2. Выстраивая фразу, Ленковская штампует ее по законам банальности, словно сочиняет школьный диктант для учебника русского языка:
- с. 10 - В школе тоже всё было как всегда… Знакомые лица, загорелые и повзрослевшие, крепкие мальчишеские рукопожатия, радостные девчачьи визги — как же, всё лето не виделись!
- с. 37 – летучий корабль, озарённый оранжевым вечерним светом;
- с. 40 – утомленный безрезультатным блужданием отряд устроил привал на берегу реки (классический штамп для изучения причастного оборота с обстоятельственным значением, жаль, запятой нет)
- с. 44 – угли заката едва тлели у горизонта, присыпанные бледно-серой небесной золой…
- с. 46 – сельчане и дворовые вооружились топорами, вилами, косами…
(В общем, узнаёте привычный стандарт: «усталые, но довольные, мы возвращались домой?..»)
Cледующий фрагмент можно сразу вставлять в методичку, проверяющую Н-НН:
Нынче утро выдалось погожее. Розовела в косых рассветных лучах белёная колокольня небольшой курятниковской церкви. Внизу, под балконом, в заросшем сорной травой цветнике, сияли капли росы.
На балконные перила села пёстренькая славка. Из дверей наружу высунулась стриженная под горшок кудлатая голова. Пичуга вспорхнула, испуганно свистнув. Барин обернулся. <…>
Насвистывая марш, он покинул свой пост. Запели старые деревянные ступени. Барин спустился по лестнице вниз, в обставленную старинной мебелью гостиную. Сюда уже привели пленного француза.
3. А вот пример создания еще одного конструкта с использованием словарей синонимов и «Живого великорусского языка». Автор явно тяготеет к вычурности, нормальное слово «ел» очевидно выглядит слишком, на взгляд Ленковской, примитивно и плоско:
- с. 51
Русю ждала дымящаяся тарелка суточных щей. Он мигом схватил ложку и принялся заглатывать щи, обжигаясь и швыркая (снова Даль: швыркать – хлебать вслух). Оголодавшему Русе казалось, что вкуснее он ничего в жизни не едал. И горячее, кстати, тоже.
Уписав тарелку щей, Руся взялся за пирог с кашей.
— Кушай, милый, кушай, — приговаривала старушка-ключница, подсовывая ему то солёных рыжиков, то мочёных яблок. Руся только тряс головой в знак благодарности и уплетал за обе щёки.
Разумеется, если стоит цель учебная – обогащение детского словарного запаса вариациями слова «есть», – то такой конструкт оправдан. Но всему время и место. Место такому языковому приему - на уроке, а в тексте, претендующем на литературность, он смотрится претенциозно. Более того, давая ребенку в руки художественную книгу, мы должны быть уверены, что показываем ему образец русской литературной речи и индивидуального стиля. Язык Ленковской в данном случае – это стиль банальщины, языкового штампа или напротив, компьютерного эксперимента, вписанного в контекст чужой эпохи. Но он позиционирует себя как стандарт образной нормативной речи, а это уже опасно. Не удивлюсь, если школьник, начитавшись подобных «образчиков» как в книге «для души», так и в учебнике, окажется, увы, не способен ни к чтению хорошей, стилистически сложной по языку классики, ни к созданию собственного оригинального текста.
4. Еще одна характерная черта повести Е.Ленковской – неуместное или даже ошибочное использование слов не по стилевому назначению, смешение высокого и бытового, причем тенденция, заметная как раз в цитируемом выше фрагменте, к выбору ярко окрашенной лексики в ущерб словам нейтрального стиля сохраняется. Еще несколько подобных примеров:
- с. 154 – склонился над страницами, испещрёнными тонким шариковым стержнем.
- с. 11 - После урока они с сестрой вышли из влажной, пропахшей хлоркой атмосферы на свежий осенний воздух.
- с. 41 - Надо ехать. Немедленно! Нужно обгонять французов, успевать в Москву до того, как в неё войдёт Наполеон. И главное, до этого ужасного пожара. При мысли о пожаре Руся даже плечами передёрнул. Как говаривал его дружок Макар, надо было рвать когти. – логическая ошибка, «рвать когти» все же убегать, удирать, а здесь Руся собирается опередить французов.
5. Имеет место «матрешечная» стилизация под просторечный язык без учета диалекта конкретной местности. «Могёт» мы уже упоминали. Вот еще примеры псевдоселянского говорка местных жителей:
- с. 25 – 26 – таперича; ента лодка
В то же время автор пытается разнообразить речевые характеристики исторических и выдуманных персонажей: в речи Шрёдера проскальзывают немецкие словечки, Кутузов ведет себя с героиней как мудрый дедушка, а Александров, списанный с Надежды Дуровой, как повзрослевший старший брат.
К безусловно положительным чертам, характеризующим эту книгу, следует отнести отсылки и аллюзии на круг классического детского чтения, и внимательный ребенок обязательно узнает эти цитаты:
- я и прямо, я и боком, с поворотом и с прискоком – из А.Л.Барто;
- бомбарда максима – волшебное заклинание Гарри Поттера;
- хоббиты любят грибы – намек на «Властелина колец» Р.Р.Толкина.
Персонажи цитируют Г.Х.Андерсена (Ах, мой милый Августин), А.С.Пушкина, героя А.А.Милна Винни-Пуха. Автор ссылается на сюжеты греческой мифологии (золотые яблоки Гесперид) и сказку о Еруслане Лазаревиче. Но, конечно, в истории о 1812 годе нельзя было умолчать о книгах, написанных об Отечественной войне. Создатель одной из них, биографической, – кавалерист-девица Надежда Дурова - даже становится героиней повествования под именем поручика Александрова, а сцена объяснения Луши с Кутузовым точь-в-точь повторяет эпизод с Шурочкой Азаровой из драматической комедии А.Гладкова «Давным-давно». И уж если брать текст, который вбирает в себя все, что русский человек, патриот, должен знать об этом периоде русской славы, то мы понимаем, что без «Войны и мира» автору было не обойтись. И вот тут начинается совсем странное…
Начнем несколько издалека. Рассказ о путешественниках во времени требует определенного фантастического допущения. Если уж нет специальной машины, то читатель принимает эту сказочную условность по умолчанию, соглашаясь с верой в сверхъестественное. Почему бы коллекционным оловянным солдатикам из принесенной отцом коробки не стать настоящими проводниками по прошлому? Но нет. Автор, ставя очевидно иную цель, не заморачивается фактическим «обоснуем»: мальчик попадает в 1812 год, прыгнув в школьный бассейн, девочка просто просыпается не там, где уснула, а возвращение детишек также абсолютно ничем не обусловлено: ррраз – взлетели! – и вот они уже в родном домашнем лифте. Подобное пренебрежение даже условной реальностью своего собственного мира, конечно, можно списать на авторский произвол обрамления сюжета, если бы оно не проходило через всю повесть. Вот Луша, к примеру, по просьбе Шрёдера бежит, чтобы напоить «господина офицера» чаем. Разумеется, по закону приключения, автор будет всячески помогать своим героям, но представим на секунду этот «рояль в кустах». Чайник в соседней комнатке мастерской вскипает мгновенно и неизвестно на каком огне. На протяжении всего сюжета у «повелителей времени» всегда будет стол, кров, одежда и добросердечное окружение в избытке.
Создавая героев своего исторического приключения, которых Евгения Шафферт сдержанно окрестила как «чересчур положительных и понятливых, слишком храбрых и находчивых — в общем, героев в лучших традициях детской фантастики», - Ленковская на деле идет по пути реализации ходульного персонажного штампа, который (раз уж мы говорим об оценке современной книги) в сегодняшнем «виртуальном» литературоведении носит четкий термин Мэри Сью (англ. Mary Sue) для женской ипостаси и Марти Стью, (англ. Marty Stu) для мужской. Эти персонажи являются воплощением всех идеальных фантазий автора/читателя. Они сногсшибательно прекрасны и неописуемо умны. Они обладают сверхъестественными способностями и в итоге, появляясь на страницах текста, затмевают всех остальных. Они приторно безупречны и обязательно спасают мир, получая любовь, славу и полцарства в придачу чтобы жить долго, счастливо, а лучше вечно. Но спасти репутацию подобных действующих лиц, пока читателя не стошнило от переизбытка сахару, можно только разбавив повествование нескрываемой иронией. У Ленковской, увы, подобного не происходит. Ее Руся и Луша не озорные Том Сойер и Бекки, а, пожалуй, Сиды, и даже без ехидства последнего.
Эти детки обладают массой достоинств в соответствии с гендером. Близнецы обожают друг друга и младшего братишку и не упускают случая с ним повозиться. Они учатся в необычной обычной школе: на физкультуре у них бассейн и аквааэробика, после учебы они проводят время в конном клубе, девочка занимается в танцевальной студии, а мальчик играет на фортепьяно. Посещение музеев, поездки с семьей в Москву – в порядке вещей. (Родители, к слову, такие же выхолощенно идеальные: потеряв раритетную коллекцию солдатиков, папа отнюдь не расстроится, а станет хохотать, радуясь забавности случившегося; мама, встретив только накануне вечером невесть где два месяца пропадавших детей, будет спокойно улыбаться за утренними оладьями). Попадая в мир прошлого, «повелители времени» сразу приобретут умение говорить на всех языках, причем сохраняющееся за ними по возвращении. Руся вдобавок отличный пловец. Он в одиночку разберется, как управлять воздушным шаром, забросает французов мешками с песком, с легкостью отличит баварца от вестфальца и лихо пленит юного вольтижёра, связав ему вовремя подставленные руки. Ну и апофеоз талантливости: его просто обожают кошки.
Сестра Луша - мастерица уборки и гений домашнего хозяйства. Она скоренько шьет себе то платьице из лоскутков аэростата, то плащик, а если доведется сыграть в шахматы - и тут не подкачает, объявив шах самому императору.
Наши приключенцы ничего не боятся и озабочены только поисками друг друга, попутно участвуя в событиях мирового масштаба, общаясь с сильными мира сего и походя спасая русское войско и Кремль…
Ну и что здесь плохого, спросите вы? Разве каждому, как читателю, не хотелось иногда побывать на месте подобного героя? Ведь мы подспудно идентифицируем себя с персонажем.
Попробую пояснить. Ставя задачей воспроизвести на страницах повести историческую обстановку 1812 года, автор в то же время отрывает ее от реальности, превращая страшное и противоречивое историческое прошлое России в потешное развлечение для героев. Нет, я вовсе не против фантастически приукрашенных (с учетом возраста читателей или зрителей) военных приключений: вспомним книги Гайдара, фильм о «неуловимых мстителях» и проч. Но в советской классике всегда, несмотря на романтику и выдумку, жили высочайшие понятия о нравственности и гуманизме, и помимо веселья находилось место истинной боли, страданию и состраданию. За юмором и азартом погони, предназначенными для ребенка, всегда скрывался взрослый слой – иронический или философский. Да, говорить о нравственных законах в детской книге без назидательности очень сложно, но здесь, на мой взгляд, подобная попытка автора выглядит фальшиво, потому что мы видим героев, просто выполняющих квест компьютерной игры.
Вот они попали в чужую, но знакомую им по учебникам истории обстановку. Все домашнее сразу осталось за пределами игры, шутейного аттракциона «Побывай в прошлом!» (Только один раз на протяжении всего повествования героиня с тоской вспомнит о доме, да и то мимоходом. Автор сам ни разу не озаботится рассказом, как сходят с ума по пропавшим близнецам родители, или что могло бы твориться в бассейне, когда мальчик нырнул – и сгинул бесследно. Что-то в самом конце, мельком и как само собой разумеющееся про милицию).
В этом квесте: найди брата/сестру и вернись домой – у главгероев куча бесплатных бонусов. Они не заработаны тяжелым трудом, решением сложных загадок или самопожертвованием. Чудесные способности приписаны им изначально. Мир исторической условности удобно подстраивается под героев, создавая им максимально комфортные условия для двухмесячных адреналиновых каникул. Руся захотел кушать – и вот в сумке, отобранной у маленького француза, сразу находится солдатский сухарь. Луша задумала вести дневник – и в кармашке ночнушки уже лежит новенькая записная книжка с шариковой ручкой (чернил ведь под рукой в позапрошлом веке сразу не отыскать). Причем обитатели условной реальности сразу признают за героями кучу достоинств и не устают рассыпаться им в комплиментах (кстати, принимаемых героями абсолютно как должное), всячески помогают и исполняют любые желания. (Одна великая детская книга, написанная с разницей лишь в десятилетие от описываемых событий, уже предупреждала нас об опасности такого потребительства, жаль только современный автор не удосужился вспомнить трагедию Алёши и Чернушки). Впрочем, перед своими, решающими исключительно личные задачи, героями Елена не ставит ни болезненных сложных вопросов, ни проблем нравственного выбора,
Полагаете, утрирую? Давайте конкретнее. Автора и Русю совершенно одинаково не волнует вопрос, что сталось с юным французским вольтижёром Виньоном, чью амуницию и имя герой так легко присвоил, после чего отправил (так и не развязав ?!) в опасное плаванье. Еще бы, стоит ли размениваться на простого мальчишку, ведь Русе предстоит общаться с самими Наполеоном, маркизом де Коленкуром и Мюратом. (Не случайно почти нет рядом с героями детей-ровесников. И сельские ребятишки, и компания, встреченная по пути в Москву, тут же готовы принять Русю в свой кружок, но где там! Герой выше участи рядовых сверстников. Перед ним задача решить судьбу чуть ли не всей военной кампании).
Ленковская вообще оберегает нас от сильных переживаний. Вот старый Шрёдер видит в образе маленькой Лукерьи свою Гретхен. А кто это? Что за персонаж? Дочка ли, сестра? Что с ней сталось? Незачем читателю знать.
Вот Луша заливается слезами по поводу предполагаемой смерти брата. Думаете, читатель переживает вместе с ней? – ничего подобного. Ему прекрасно известно, что с Русей все в порядке, вездесущий Карл Фридрихович помог выбраться мальчику из горящего подвала. И так на протяжении всего повествования (сломанная рука появляется лишь в финальных главах и не доставляет Русе особого дискомфорта). На этом фоне как-то фальшиво звучат в эпилоге слова отца Георгия о жертвах героев, принесение ими пользы другим людям и награде за бескорыстие. Скорее уж, мир прошлого, включая Наполеона, Кутузова, великих полководцев обеих армий и иже с ними вращался вокруг двух ловких «попаданцев», всячески ублажая «повелителей времени» по ходу квеста.
Теперь настает наконец время поговорить о главном – о войне. И о «Войне и мире», конечно. Как ни странно, главный восторг, который вызывает у взрослых читателей обсуждаемая книга, - историческая достоверность, с которой Е.Ленковская сообщает нам исторические факты и детали войны с Наполеоном. В конце концов, об эпохе короля-солнце Людовика XIV мы тоже больше знаем из романов Дюма, чем из школьных учебников… Но есть одно НО. За основу исторического среза помимо любопытных документальных свидетельств (о Леппихе, Фигнере и др.) все же взят роман Л.Н.Толстого. Это не удивительно. Все историки отмечают абсолютную достоверность и аутентичность излагаемых писателем фактов. Е.Ленковская даже не слишком стесняется вполне узнаваемо переделывать толстовский текст и цитировать великого романиста, словно намекая взрослому: а потом мои выросшие читатели откроют «Войну и мир» и скажут: а я это уже знаю, я это читал, я помню. Цель самая что ни есть замечательная и намерения, благороднее не бывает. Только нравственные задачи, стоящие при этом перед классиком и новомодным детским писателем несколько разнятся. Толстой утверждает: «Война - противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие». И изображает он ее именно такой. Скажете, нынешнему школьнику Толстой не по зубам. Сложен? Болезнен? А подростку из прошлого века? Помните одно из самых сильных книжных впечатлений девятилетней Саши Яновской из «Дороги уходит вдаль» Александры Бруштейн. Фрагмент о гибели Пети Ростова:
Что мне прочитать? Я очень люблю рассказ о Пете Ростове. Во время нашествия Наполеона на Россию Петя Ростов, совсем молоденький, почти мальчик, пошел добровольцем в армию. Он был добрый ко всем, ласковый, раздаривал все, что имел: перочинный ножик, кофейник, изюм. "Отличный изюм, берите,- говорил он,- без косточек". Он жалел пленного мальчишку-барабанщика... А сам какой храбрый был! Ночью, переодетый во французский мундир, поехал с другим офицером в разведку - прямо в неприятельский лагерь!.. А на следующее утро в боевой схватке с французами Петя Ростов был убит... Об этом я и читаю Павлу Григорьевичу:
- "...Ура! - закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что-то шлепнувшиеся пули... Петя скакал на своей лошади... странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свете костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю... Пуля пробила ему голову... Денисов... подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное грязью и кровью, уже побледневшее лицо Пети. "Я привык что-нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь", - вспомнилось ему..."
Когда я читаю про себя, глазами, это описание гибели Пети, я - что таить? - всегда плачу. Но Павлу Григорьевичу я читаю это даже без дрожи в голосе: что-то подсказывает мне, что Павел Григорьевич, как папа, "ненавидит плакс".
На шутейной войне Ленковской смертей не будет: ни в бою, ни на пожаре. Автор бережет нежную психику читателя, по сути оставляя его равнодушным ко всем, исключая главных героев. Все персонажи целы, живы и здоровы: французы, русские, немцы, поляки (пара симпатичных раненых гусаров на подводах, да прихрамывающий ,"контуженный ядром" (?!) корнет – не в счет). Даже залпы Бородина звучат где-то в отдалении. Такое вот «потешное войско». В этом мире все весело, ловко и задорно. И даже реминисценции на Толстого не спасают, потому как изобразительные цели кардинально разные. Хотя не будем совсем умалять достоинства повести: надо сказать, что вторая часть книги, изображающая исторические события, написана гораздо сильнее, талантливее и интереснее. И все же сравните, вот один из словесных портретов Наполеона у Льва Николаевича:
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
А вот Наполеон Ленковской:
… при виде бояр, приведенных адъютантами, у него задрожала левая икра и его величество стал мрачен… Скромно одетые, дрожащие от страха горожане. Это явно были не те, кого он, покоритель Московии, ожидал теперь увидеть.
Ощутили разницу? Толстому нет нужды называть чувство, испытываемое изображенным героем, – все показывает подрагивающая нога и меняющийся голос. Ленковской без подробного разжевывания: «стал мрачен», «это были не те…» передать состояние героя не удается.
Еще два фрагмента. Вот Кутузов практически единолично принял страшное решение оставить Москву. Толстой:
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: "Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?"
- Этого, этого я не ждал, - сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, - этого я не ждал! Этого я не думал!
- Вам надо отдохнуть, ваша светлость, - сказал Шнейдер.
- Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, - не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, - будут и они, только бы...
Ленковская:
Он [Кутузов] похлопал Лушу по плечу. – Уверен я – всосёт Москва Наполеона, как губка. А мы подождем. С Божьей помощью людей соберем, силы накопим, - Кутузов замолчал, насупился и крепко сжал кулак. – А потом… пусть враг не ждет пощады!
Трагическое чувство вины, отчаяния в одной книге – и, увы, почти фарсовая ура-патриотическая декларация в другой.
Можно апеллировать к возрастной категории читателей, к закону жанра. И все же…
У Толстого это роман-эпопея, где каждое, даже малозначимое, на первый взгляд, событие, приводит в итоге к соборному, духовному единению лучших героев, когда «всем миром Господу помолимся», «всем миром навалиться хотят». В авантюрной повести Ленковской в последних главах для поднятия духа возникает «костыль» – православный священник отец Георгий, который по совместительству тоже окажется хронодайвером, а сейчас лицемерно провозглашает: «А ты молись. Детская молитва – самая чистая, самая действенная!» И вот это ползущее в последнее время в литературу, тем более детскую, церковное фарисейство тоже как-то не прибавляет книге художественности.
Еще одно кардинальное различие в оценке войны – взгляд на «своих» и «чужих». Да, всем нам памятен у Толстого эпизод разговора Пьера с маршалом Даву, когда на короткое мгновение оба в момент наивысшего духовного прозрения и понимания ощутили себя не врагами, а людьми, и это позволило Пьеру выжить. Ленковская, будучи современным автором, идет дальше. Отстраненность событий во времени от сегодняшнего дня позволяет ей поставить своих героев – Русю и Лушу - над историей. Принимая, казалось бы, сторону «наших», автор отстраняет детей и от русских, и от французов, от немцев и от поляков как от противников. Детское, точнее, авторское, кредо: был бы человек хороший, а на чьей он стороне – дело десятое. Захватчики или защитники – без разницы. Цель такого подхода тоже ясна – гуманистическая попытка подняться над ушедшим далеко в прошлое военным конфликтом, умение видеть в людях только людей, а в личностях только личности. Потому герои с такой легкостью перемещаются из лагеря в лагерь. Общаются на равных как с Кутузовым, так и с Наполеоном. Руслан с легкостью принимает покровительство «незаурядного и храброго» Мюрата, Луше жаль покидать сдержанного и внимательного Коленкура, оба не видят в этом никакого криминала, параллельно в другом стане общаясь с противником французов Фигнером. Но подобная «толерантность» только на первый взгляд абсолютно безопасна. Здесь она периодически превращается в предательскую беспринципность, размывает границы истинного патриотизма, замешенного на высокой духовности и нравственности.
Несколько эпизодов для наглядности.
Все приведенные в Курятниково «языки» - француз и поляк – кто с недовольством, кто «бойко и охотно» сообщают переводчику Русе и барину дислокацию французских войск. (О судьбе пленников, посаженных в сарай, автор, разумеется, благополучно потом забывает).
Вот Руся, вылезши из шелковых покрывал спальни, предоставленной его нынешним патроном, маркизом де Коленкуром, понимает, что Москва горит, – и спокойно отправляется досыпать. А утром выходит на балкончик – посмотреть на панораму горящей столицы (иллюстрация Кирилла Гарина соответствующая), потом выбегает тушить «так нужную в артиллерийском хозяйстве» паклю, оставленную русскими. Для чьей артиллерии тушит, спрашивается?
А вот Наполеон, проникшись к лже-Виньону симпатией, величает того «маленьким философом…» Не к месту, возможно, но как-то сразу приходит на ум князь Андрей на поле Аустерлица, дождавшийся похвалы своего кумира за героизм в бою - и какими постыдно жалкими и мелкими кажутся ему эти слова перед высоким небом, и какое чувство вины и невосполнимые нравственные страдания будут доставлять ему позже воспоминания о Наполеоне и смерти жены, которую князь принес в жертву собственной погоне за славой. Руся же малость смущается лишь оттого, что ему приходится врать о том, что он «сын полка», а реакцию на похвалу автор нам не показывает. Впрочем, Русе не привыкать: незаслуженное восхищение окружающих, о чем мы уже упоминали, автор возводит в норму.
Подвести итог вышесказанному можно, озвучив главный урок, какой выносят из приключения дети: «не попасть в энциклопедию – не значит не попасть в историю!» Игра слов, двусмысленность, еще раз подчеркивающая квестовый характер повести. Право же, самую большую заботу за эти два месяца «повелители времени» проявили лишь к одному существу – лошадке по имени Шоколад. Даже вернувшись, они сначала вспоминают о ней и лишь потом о своем спасителе Шрёдере – очень показательная иерархия ценностей, вам не кажется?
А вот в оценке войны, от которой автор далек отнюдь не по документальным знаниям – прежде всего по духовному и эмоциональному сопереживанию – нравственный вывод пятиклассницы Луши звучит на уровне малолетки Феди: «какая все-таки гадкая штука эта война!»
Ну и главный вопрос, читать или не читать? Можно читать и не без удовольствия, когда есть с чем сравнивать. Только то, с чем сравнивать, читать не после Елены Ленковской, а ДО! Льва Толстого и историю Пети Ростова – до!, Александру Бруштейн – до!, Антония Погорельского – до! Тогда перед глазами будет образец другой, высокой и честной литературы. Тогда станет понятно, что одно – художественное и ценное чтение, а другое - развлекательное чтиво, хоть и небесталанно написанное. Но если вместо подлинной правды оставить суррогат, компьютерную игру, развесистую военную и языковую клюкву, выдавая ее за хорошую современную литературу, то, пожалуй, за будущее тех, кому эта книга предназначена, мне будет страшно.
Ольга Станиславовна Мончаковская
Сегодняшняя дискуссия по книге Е. Ленковской "Повелители времени. Спасти Кремль" была яркой и интересной. Детям-участникам очень понравилось, что их мнение о прочитанной книге было действительно важно и интересно взрослым (не учителю, не родителям, а просто взрослым). Конечно, разговор только начался, и самое серьезное обсуждение еще впереди . Но проблема намечена: повесть была прочитана почти всеми юными книголюбами как развлекательная (легкая, увлекательная, интересная). Почему?..
ОтветитьУдалитьЯкимова Галина Аркадьевна
Четвертый день. Он проходил в Российской государственной детской библиотеке. Началось с дискуссии по книге Е. Ленковской "Повелители времени. Спасти Кремль". Хочется сказать, что мне не понравилось в какой форме она проводилась. Надо было, задавая вопрос, как и в предыдущие дни дать время командам на обсуждение, а затем один из участников команды отвечал на вопрос. В результате получилось, что отвечало много детей, но их ответы были в большинстве однообразны, многие повторяли друг за другом. Зачастую было даже не понять, что конкретно ребенок хочет донести, получилось главное подними руку и скажи чего-нибудь. Из-за этого дискуссия получилась пустой и неинтересной.
ОтветитьУдалитьПосле дискуссии у взрослых была лекция "Виды лингвистической активности, стимулирующей интерес к чтению школьных учебных текстов", проводила зав. кафедрой языкознания МИОО Дроздова Ольга Евгеньевна. Когда лекция закончилась, одна из учителей нашей школы сказала, что была просто счастлива познакомиться с Ольгой Евгеньевной. Оказывается учителя нашей школы использовали на практике учебник написанный Ольгой Евгеньевной, и в один голос подтвердили его эффективность.
Вот так закончился четвертый день.
Ольга Станиславовна Мончаковская, очень странно, что Вы сравниваете произведение Льва Толстого, объемный роман для взрослых читателей с книгой Ленковской для среднего школьного возраста!
ОтветитьУдалитьСледуя этой логике можно с тем же успехом сопоставлять морально нравственные переживания главной героини сказки "Красная Шапочка" Шарля Перро с Набоковской "Лолитой".
>>>Еще одно кардинальное различие в оценке войны – взгляд на «своих» и «чужих».
Тут опять подмена понятий.
А что, Штирлиц, будучи в стане врага, должен был взять автомат и расстрелять всех генералов врага?
Насколько мне известно, это дебютная книга автора, а вы с нее спрашиваете как с Толстого.
Может быть стоит сравнить с чем-то более современным, написаным для детей, в последние годы?
Здравствуйте! А можно заранее, то есть ПЕРЕД дискуссией по книге Веркина, опубликовать результаты конкурса "Хронолайнер" и вопросов от учителей, как и было обещано накануне?
ОтветитьУдалитьОгромное спасибо за приглашение Ольги Евгеньевны Дроздовой на конференцию. Безумно понравилась ее лекция "Виды лингвистической активности": содержательно, наглядно, интересно, полезно!
ОтветитьУдалитьЧто касается дискуссии, соглашусь с предыдущим высказыванием. На мой взгляд, дискуссия не получилась в том виде, в каком должна была быть. Хотя, конечно, у каждого свое видение. На мой взгляд, напрасно не затрагивались вопросы идейно-нравственного содержания. По сути предметом литературной дискуссии стала история. Разве именно это было ее целью?
Абсолютно согласна с Ольгой Николаевной. Организация дискуссии по книге Е. Ленковской "Повелители времени.Спасти Кремль" была не до конца продумана. Книга, на мой взгляд, очень интересная. Жаль только, что в дискуссии затрагивался в основном исторический аспект, а не литературный.
ОтветитьУдалитьДля родителей и учителей была предложена лекция "Виды лингвистической активности, стимулирующей интерес к чтению школьных учебных текстов", которую проводила Ольга Евгеньевна Дроздова. И хотя лекция была направлена на более осведомленных в этом вопросе слушателей, мне, как родителю, она понравилась. Обидно, что языкознание не во всех школах включено в сетку основных предметов.
Уважаемый аноним 02:16!
ОтветитьУдалитьСпасибо за комментарий.
Беда в том, что гениальные книги, вошедшие сегодня в круг детского чтения, чаще написаны изначально отнюдь не для детей. Это и «Робинзон Крузо», и сатира Свифта, и сказки Андерсена, и «Приключения Буратино» А.Толстого, и даже Толкин. Список можно продолжать. Редкие детские писатели здесь являются исключением, что только подтверждает правило. Та же Астрид Линдгрен или Туве Янссон имеют в активе и «взрослую» прозу. В любом случае, каждая значимая и талантливая книга, предназначенная детям, будет всегда иметь несколько слоев «считывания», рассчитанных как на ребенка, так и на взрослого. Увы, попытка писать _только_ для детей, как правило, обречена на заигрывание с юной аудиторией, отсюда и большинство неудач неопытных авторов и появление текстов, которые станут однодневками. Это как раз к вопросу о современной литературе, в которой очень мало по-настоящему качественных работ.
Я бы не сравнивала с Толстым, не используй автор так активно в своей дебютной повести трансформированный текст Льва Николаевича. Приведенные цитаты, опрощающие и опошляющие Толстого, как Вы понимаете, одни из многих.
Что касается Красной Шапочки, то, боюсь, эта сказка, о чем свидетельствует в итоговом поучении сам Ш.Перро, действительно писалась вовсе не для дошкольников и младших школьников ☺ Стоит только перечитать неадаптированный текст морали, купированный в классическом пересказе, как сказка сразу приобретает _для взрослого_ совсем иной оттенок смысла.
Детишкам маленьким не без причин
(А уж особенно девицам,
Красавицам и баловницам),
В пути встречая всяческих мужчин,
Нельзя речей коварных слушать, -
Иначе волк их может скушать.
Сказал я: волк! Волков не счесть,
Но между ними есть иные
Плуты, настолько продувные,
Что, сладко источая лесть,
Девичью охраняют честь,
Сопутствуют до дома их прогулкам,
Проводят их бай-бай по темным закоулкам…
Но волк, увы, чем кажется скромней,
Тем он всегда лукавей и страшней!
(Перро Шарль. Сказки Матушки Гусыни или истории и сказки былых времен с поучениями. Пер. с фр. А.Федорова, Л.Успенского, С.Боброва. - Ленинград: 1990. С. 74)
Ваше сравнение Штирлица и Руси тоже не вполне точно иллюстрирует ситуацию в повести Ленковской. Штирлиц, несмотря на конспирацию и государственное задание, все же, максимально рискуя, на грани провала, пытался помочь Кет. Но дело даже не в ней. Ю.Семенов как раз показывает _внутреннюю отстраненность_ героя от немцев, которые могли бы быть ему симпатичны по-человечески или чисто как профессионалы. Но при этом полковник Исаев, не задумываясь, расстреляет провокатора. Для Руси и Луши таких проблем просто не стоит – нет авторской задачи показать безжалостность войны. Дети представлены чаще в позиции наблюдателей. Это удобнее сделать из чужого лагеря, а страх, боль, страдание, сострадание при этом отсутствуют. Поэтому образа _врага_ не формируется: все добрые, внимательные и заботливые.
Да, я спрашиваю как с Толстого, потому что писать о том, что не выстрадал, внутренне не пережил, не пропустил через себя - большой риск. Нельзя недооценивать серьезности _личной_ ответственности - писать для детей, даже если это приключенческий жанр . Работа писателя, как ловца человеческих душ, штука опасная, знаете ли. Помните, за что Берлиозу у М.Булгакова отрезали голову?
Ольга Мончаковская
Уважаемая Ольга Станиславовна!
ОтветитьУдалитьПерро интерпретировал народную сказку, убрав из нее сцены поедания внучкой останков бабушки, приготовленых волком, убийства кошки, которая хотела предупредить девочку, поедания волком самой Красной Шапочки.
Бытует мнение, что литературная обработка появилась по просьбе королевского двора, обеспокоенного участившими случаями совращения юнных фрейлин!
Сказка была написана для детей! Без надрыва и отрезаных голов!
Мне не понятно Ваше желание видеть в современной детской литературе детскую, и не только детскую смерть! Зачем культивировать в детях образа врага?
Я открыл книжку, Вы неверно прочитали текст, описывая фрагмент:
>>>выбегает тушить «так нужную в артиллерийском хозяйстве» паклю, оставленную русскими. Для чьей артиллерии тушит, спрашивается?
Руслан спасает конюшню, где стоит его Шоколад, а не паклю...
Все же.
Книжка Ленковской "Повелители времени. Спасти Кремль." - это не военно-историческая драма, написаная для взрослых, а приключенческая повесть, которая предназначена для детей!
С насквозь положительными героями, написаная понятным для детей языком.
Это другой жанр.
Согласен, количество устаревших слов и терминов наверное зашкаливает. Но здесь возможно недоработка издателей - можно было бы дополнить книжку сносками.
Добрый вечер, все участники дискуссии! На мой взгляд, проблема намного серьезнее: дети-читатели сегодняшнего дня изменились: у них клиповое сознание, привычка решать многие поблемы нажатием кнопки компьютера, совсем иной взгляд на жизнь, чем у нас - их родителей, учителей. Любая книга, где сочетаются героическое прошлое и увлекательное приключение в нем современных героев, безусловно, вызывает у нас недоверие: как говорится об истории, как ведут себя герои в нем, как изображены то и это время.Популяризовать историю России нужно, это бесспорно. Воспитать отвращение к войне можно не только описывая ее ужасы - этого можно добиться воспитывая любовь к миру, человеку в нем. Герои Е.Ленковской ничуть не хуже Гарри Поттера, который решает многие проблемы благодаря магии. Руся и Луша все-таки не колдуют, применяют знания, рассуждают. То, что они изображены как супергерои неплохо. Дети же отметили: книга позволила увидеть, что их ровесники многое могут изменить, совершить по-настоящему значимые поступки. У повести много стилевых недостатков, есть недостатки композиционные. Но ее приняли те, для кого она была написана. У меня много претензий к издательству, но мы с учениками почти закончили правку - думаю, что после майских праздников отправим в "АСТ" свою читательскую корректуру.
ОтветитьУдалитьЯкимова Галина Аркадьевна
Уважаемый аноним 01:23!
ОтветитьУдалитьВы совершенно правы, указывая на то, что народная сказка была адаптирована, и даже дважды, считая вариант братьев Гримм со счастливым концом. Но те же братья Гримм в сказке «Гензель и Гретель» не смутятся заставить ребятишек сжечь ведьму живьем в печи. Мы говорим несколько о разных вещах: в обработанных вариантах убраны жутковатые мифологические отсылки для выполнения иных функциональных задач – назидательных, как Вы опять же верно отметили. У Перро это наставление молодым девицам, т.е. _аллегорическое_ прочтение источника. У братьев Гримм – мотив послушания родителям. А какие, скажите, задачи ставила перед собой Е.Ленковская? В числе прочих: развлекательные, познавательные, историко-культурные, патриотические. Если с первой и второй автор справляется, то с последней, с моей точки зрения, не все в порядке. И дело вовсе не в том, что я такая кровожадная, но, во-первых, слишком легко и просто всё у всех получается - так на войне, даже в приключениях, не бывает. Автор, _в деталях претендующий на историческую достоверность_, не может и не должен описывать военные взаимоотношения как исключительно сладкие и доброжелательные.
«Зачем культивировать в детях образа врага?» - спрашиваете Вы? Не культивировать, но ясно различать, что видеть в человеке из противоположного лагеря человеческое и личностное – это одно, а распознавать в нем же чуждое национально-духовное и гражданское – совсем другое. И здесь ребенку трудно разобраться (это чувствовалось во время дискуссии, когда дети говорили только об одном подвиге – русского народа в целом), почему вызывающий симпатию, умный, проницательный Коленкур все же захватчик и пособник Наполеона, а «типичный диверсант» Фигнер – истинный патриот и защитник родины.
По вопросу цитаты на с. 111, не думаю, что здесь ошибка.
Ныне все улицы вокруг Кремля были в огне.
Ближе к полудню загорелся кремлёвский Арсенал, точ¬нее балки, поддерживающие его крышу.
Руся уже с утра был там, во дворе. Он, вместе с гвардей¬цами императора, поливал паклю. Паклю, так нужную в ар¬тиллерийском хозяйстве, бросили под открытым небом русские, отступавшие в спешке.
Теперь, несмотря на все усилия старой гвардии, пакля поминутно загоралась от летящих сверху огненных искр. То обстоятельство, что рядом лежали ящики французской артиллерии, не давало импровизированным пожарным расслабиться ни на минуту.
Дышать было трудно. Горячий воздух обжигал лёгкие. Руся, размазывая сажу, вытер слезящиеся от дыма глаза и устало огляделся. У его соседей, рослых усачей-гренаде¬ров, тлели на головах меховые медвежьи шапки.
— Дворцовые конюшни горят! — услышал он чей-то крик.
Руся только охнул, бросил паклю и Арсенал на произвол судьбы и помчался со всех ног спасать лошадей.
О том, что горят конюшни, мальчик узнаёт позже. До этого он активно тушит паклю, чтобы не загорелись ящики _французской артиллерии_ и Арсенал, который должен достаться неприятелю, и лишь после окрика оставляет это занятие, бросившись выручать животных. Я понимаю _человеческую_ радость Руси, что неисправные насосы заработали, и Шоколад спасется. Но, если подумать, скольких поджигателей, сделавших все, чтобы французам достался лишь испепеленный город, расстреляли на улицах Москвы... Как далек Руся от этой национальной трагедии, «исправляя» последствия действий того же Фигнера.
Продолжение.
ОтветитьУдалитьДа, повесть Е.Ленковской – не военно-историческая драма. С современными авторами не сравню, но вот примеры книг такого же авантюрно-приключенческого жанра, показывающие действия подростка на войне: Луи Буссенар «Капитан Сорви-голова», Лев Кассиль «Дорогие мои мальчишки». Здесь по-разному решаются вопросы «авантюрности»: у Буссенара реалистично, у Кассиля через сказку. В военных событиях других стран и народов участвует герой серии Альфреда Шклярского о Томеке Вильмовском, но, путешествуя по всем континентам, Томек ни на день не забывает о несвободной Польше (действие относится к 1902 году, когда страна находилась под правлением русских царей). Автор ухитряется так рассказать о ней, что заставляет нас вместе героем жаждать ее освобождения. И ни в одной из этих, кстати, адресованных как раз детской аудитории, повестей, героям не удается так лихо и беспроблемно идти по сюжету, как это происходит с Русей и Лушей. А еще можно вспомнить пьесу Тамары Габбе «Город мастеров, или сказка о двух горбунах». Там в числе защитников города тоже ребенок – Тимолле. Невероятная вещь: противостояние двух государств абсолютно вымышленно, но при этом идея патриотизма и образ врага совершенно ясные и яркие. Герцог де Маликорн – не шутейный персонаж. Он по-своему интригует читателя: очень умен, хитер, расчетлив, даже способен на любовь. Но при этом сразу понятно: он захватчик, и каждый житель «свободного города», за исключением предателей, противостоит ему как может, в том числе и Тимолле. Вот Вам живой пример силы авторского слова.
И опять о языке. Нет, речь даже не о переизбытке непонятных устаревших слов и терминов. В конце концов, Гугл никто не отменял. Я говорила об искусственной «сделанности» книги. О текстовом конструировании, лишающем язык повести эстетической и художественной ценности (особенно в первой его части). О подмене образца русской литературной речи и авторской стилевой индивидуальности суррогатом, о неверном употреблении слов в контексте, о стилевых, пунктуационных и грамматических ошибках – о всем том, что заметно не детям, а взрослым (не случайно книгу не пустили выше «длинного списка»). Но всё, не замеченное сейчас ребенком, потом скажется на языковом эталоне выросшего читателя. Легкость и понятность текста для школьника не исключает строгих требований к художественности языка. Тем более жестких, что речь идет о _формировании_ его эстетической нормы.
Я отнюдь не отказываю книге в способности нравиться и вызывать живой интерес у юного читателя. Но Вы своей просьбой найти аналоги повести в современной литературе сами очень правильно и верно обозначили проблему. Школьников интересует тема русской истории и национального подвига. Они хотят читать о ней увлекательные, а не только познавательные книги. Поэтому повесть, что называется, «попала в струю», заняла пустую нишу, которая требовала заполнения. Но долго ли продлится ее успех «на безрыбье»? Возможно, как раз конкурс Книгуру и даст возможность появления новых достойных имен.
Не знаю, как Вас, а меня сейчас беспокоит как раз другое. Во время дискуссии дети говорили о том, что им хотелось бы продолжения приключений хронодайверов, и подозреваю, скоро таковое появится. Какую эпоху русской (или иной) истории выберет Ленковская на этот раз: Ивана Грозного, Петра или, может, события Гражданской войны? Замечательно, если автор захочет критично пересмотреть написанное ранее и сделать выводы из недостатков текста. А если нет. Мы получим вторую часть «Повелителей времени», «смонтированную» по аналогичному сценарию? Набор устаревшей лексики, исторический антураж, пересказ основных событий выбранного периода с использованием реминисценций из взрослой литературы и «идеальных» детишек, отыгрывающих новый квест на историческом фоне? Не хотелось бы.
Ольга Станиславовна. Вы предвзяты к автору и произведению в частности!
ОтветитьУдалитьЭто мешает Вам увидеть посыл, с которым автор обращается к юному читателю.
Если по Вашему, литература, касающаяся военных событий, обязана прививать ненависть к врагу, показывать ужасы и смерть, которые несет неприятель, и ничего более, то Вы отказываете автору в противоположном видении.
Что я вынес из книги.
Приключения Луши и Руслана дают детям представление о гуманизме, человечности! О возможности решать конфликты бескровно!
Здесь проблема берется шире, чем деление на ваших-наших, которого Вам так не хватает в этой книге. Если б Вы отбросили свою предвзятость, Вы бы обратили внимание, что на протяжении всей книги близнецы сопротивляются бессмысленному насилию и разрушениям. Апофеозом этой борьбы является спасение Кремля, спасение брата.
Вот как раз таки эта ниша в современной детской литературе пуста, а не то что Вы называете "безрыбьем". Наши дети и так растут в перенапряженном информационном поле, где все время всплывает образ врага. Современные школьники, посмотрев телевизор, послушав разговоры дома с легкостью могут сказать на улице - этого прохожего нужно сжечь, потому что он бомж, китаец, наркоман или еще кто... Когда мы в школе проходили по истории тему о татаро-монгольском иге, не сладко приходилось нашему однокласснику-татарину. И всем не важно, что он был хороший товарищ и друг. Мы читали в учебнике и в художественной литературе описания всех ужасов ига, и понимали, что совсем он нам не товарищ.
А эта книга учит детей обратному - не делить людей на чужих и своих, а понимать хороший перед тобой человек или не очень!
Гуманизм, которому учит детей эта книга, в нем Вы отказываете нашим школьникам, представляя персонажей книги картонными и надумаными, а их поступки не достойными главных героев.
Можно продолжать утверждать, что якобы эта книга опошлила подвиг русского народа, но для Елены Ленковской это есть способ показать(не умаля заслуг русских военных и простых людей), что даже в условиях войны, мир не становится черным и белым. Он остается разноцветным!
За это ей нужно сказать большое спасибо!
Превосходная книжка, господа! Я не профессиональный критик, но родитель и читатель со стажем. Мне текст произведения показался простым, в меру осовремененным, с адекватными филологическими вкраплениями и игрой, полезными и взрослым и детям. Как мама, я бы определила стиль и содержание, как витаминное. Прочла сама, получила удовольствие, заказала 5 книжек, 4 раздарила уже. Критика интересная и очень содержательная, но методический надрыв и аналитический пафос кажутся излишними и никому не нужными.
ОтветитьУдалитьПро надрыв и пафос вышеприведенной критики, конечно же речь. ))
ОтветитьУдалитьДорогие друзья.
ОтветитьУдалитьМой интерес к блогу конференции был продиктован главным образом надеждой ознакомиться с результатами работы юных иллюстраторов к «Повелителям». Признаюсь, как автор этой книжки, и как искусствовед по образованию :) — давно мечтаю, чтоб к этому тексту появились интересные, нестандартные, эмоциональные картинки, исполненные на должном художественном уровне.
Иллюстрации ребят, к сожалению, мне так и не удалось увидеть, а вот со статьёй и с дискуссией, завязавшейся здесь по поводу «Повелителей», я конечно, ознакомилась.
Оставляя в стороне те чувства, которые испытывает автор, читая 12-страничную — ну очень критическую — статью о своей работе, хочу сказать спасибо всем — и критикам, и апологетам, и просто читателям.
Если кому интересно моё мнение по некоторым из вопросов, затронутых здесь, в блоге, — вот ссылка на мой ЖЖ — http://lenkovsky.livejournal.com/16808.html
И всё-таки, уважаемые организаторы — можно ли будет широкой публике увидеть работы детей? Право, это ведь очень интересно! И думаю, не только мне одной :)
Спасибо.
С уважением, Елена Ленковская
Уважаемый аноним 01:05!
ОтветитьУдалитьКогда в оценке текстов присутствует как объективная, так и субъективная составляющие – это естественно. Наше мнение (и мое, и Ваше, и каждого читателя) складывается из многих факторов, среди которых немаловажное место занимают возраст, жизненный и читательский опыт, эмоциональный отклик, отпечаток профессии и др. Отрицать гуманистический посыл «Повелителей времени» никто и не собирался. Если Вам, как многим другим детям и взрослым, в отличие от меня, близок _способ реализации_ этой идеи, и Вы лично, закрыв повесть, уносите мысль о разноцветности мира и необходимости сопротивления бессмысленному насилию и разрушениям, то это дорогого стоит. Думаю, автору было бы приятно знать, что повесть находит своих адресатов и поклонников, а особенно, что у нее такие вдумчивые, откликающиеся и благодарные читатели, как Вы.
Спасибо Вам за интересный, поучительный и плодотворный обмен мнениями.
Книга и вправду неплохая, но есть и получше) Лично я читала на Целлюлозе более интересные книги
ОтветитьУдалитьСамое забавное, что Целлюлоза это еще и онлайн-библиотека zelluloza.ru , книги в которой я искал, а попал сюда;)
ОтветитьУдалить